Франсин Риверс - Книжник [The Scribe]
Ом расплакался. Я обнял его.
— Ты самый убедительный проповедник — нам всем до тебя далеко! — Я нисколько ему не льстил. Отступив на шаг, я сжал его руки в своих. — Твоя жизнь не должна оборваться здесь.
— А как же вы с Тимофеем?
— Вернемся в Верию и будем сидеть тихо. Станем наставлять и увещевать братьев и сестер, а позже присоединимся к тебе.
Павел обнялся с Тимофеем. Мальчик плакал.
— Пошли, Павел! — заторопил Лука. — Нам пора!
Я твердой рукой взял Тимофея за плечо. Двое друзей поднимались на корабль.
— Бог сохранит его, Тимофей. Давай подождем, пока корабль не выйдет из гавани. А то вдруг нашему другу взбредет в голову выпрыгнуть за борт.
Тимофей издал сдавленный смешок.
— Он может. Он тревожится обо мне.
— Ты должен научиться жить без него, Тимофей. Он призван нести Благую весть дальше. А задача других — оставаться после него и учить.
Он поднял на меня взгляд.
— Еще рано.
— Скоро. — Так сказал мне Бог.
У Павла никогда не будет легкой жизни.
Как и у всякого его спутника.
* * *В ожидании известий от Луки с Павлом мы с Тимофеем нашли себе работу, позволявшую обеспечивать себя, и каждый вечер встречались с верующими. Я учил, Тимофей — ободрял.
Павел с Лукой часто писали, как идут дела в Афинах. Наш друг не собирался скрываться.
«Я говорил в синагогах, но у афинских иудеев оказались каменные сердца. Теперь я проповедую на площади, где люди слушают охотнее».
Однако Афины огорчали его дух.
«Не могу и шагу ступить, чтобы не наткнуться на какого–нибудь идола, олицетворение нечистоты и распутства. Толпы народа стекаются к этим богам».
На агоре ему встретилось несколько философов: эпикурейцев и стоиков.
«Для афинян нет большего развлечения, чем узнавать новейшие идеи, и слово о Христе пробудило в них любопытство. Меня пригласили выступить перед советом в Ареопаге. Я пошел, молясь, чтобы Господь дал мне слова, способные коснуться сердец этих людей. Бог ответил на мою молитву: я увидел жертвенник с надписью «Неведомому Богу». Иисус и есть тот самый неведомый Бог. Почти все за исключением немногих сочли меня пустословом, проповедующим о странных божествах. Когда я рассказал о воскресении Иисуса, они посмеялись. Тем не менее, некоторые спаслись. Здесь вы познакомитесь с Дионисием. Он — член Ареопага. Еще уверовала Дамарь, достойная женщина, известная своей добродетелью. Каждый день мы собираемся в доме Дионисия. Он живет рядом с Ареопагом».
Следующее письмо было от Луки.
«Мы перебрались на юг, в Коринф».
Он не объяснил, по какой причине, но я легко мог представить, что Павла опять выдворили из города иудеи или члены Ареопага.
«Мы встретили двоих иудеев, изгнанных из Италии эдиктом императора Клавдия. Прискилла и Акила шьют палатки и пригласили Павла войти в дело. Я тоже с ними. Павел выбивается из сил, но я не могу его остановить. Он постоянно в трудах: или сшивает кожи, или ведет споры с иудеями и эллинами в синагоге. Ему необходима помощь. Я врач, а не проповедник. Приезжайте как можно скорее. Вы с Тимофеем нам очень нужны».
Мне удалось заработать только–только на дорогу для себя, но верийцы, узнав о положении Павла, собрали средства, чтобы оплатить путь Тимофею. Тимофей написал им в ободрение прекрасное исповедание веры. «Если мы с Ним умерли, то с Ним и оживем. Если терпим, то с Ним и царствовать будем. Если отречемся, и Он отречется от нас. Если мы неверны, Он пребывает верен, ибо Себя отречься не может». Я сделал список для Павла.
Позже Павел теми же словами воодушевлял Тимофея, когда тот стал пастырем в Ефесе — месте, исполненном такого зла и непотребства, что оно казалось нам самим престолом сатаны.
Сегодня слова Тимофея ободряют меня.
Всем нам предстоит переносить гонения, ибо мир лежит во зле. И все же Иисус Христос — Господь! Я знаю: мы можем быть спокойны за свое будущее! И еще я знаю: Христос царствует в наших сердцах, умах и душах. Наши жизни — живые свидетельства истинности Иисуса Христа — распятого, погребенного и воскресшего.
Однажды Иисус вернется, и дни испытаний останутся позади.
Гряди, Господь Иисус. Гряди скоро.
* * *— Не пора ли тебе немного отдохнуть, Сила? Сердце его подпрыгнуло от звука голоса Дианы.
Он обернулся — она стояла в дверях.
— Что ты здесь делаешь?
— Меня прислал Епенет. — Она смутилась. — Не знаю, почему, но он подумал, что я смогу вытащить тебя из комнаты.
— Куриат с тобой?
— Он в саду.
Сила вложил тростниковое перо в футляр и поднялся.
— У тебя что–то болит? — Она шагнула к нему.
Он выставил вперед руку.
— Нет. Просто сидел слишком долго — мышцы затекли.
— Слишком долго сидеть — нехорошо для здоровья, Сила.
В голосе ее звучала такая забота, что сердце его заколотилось еще сильнее. Он искал способ построить стену.
— Я уже старый.
— Не старше, чем был бы мой муж сейчас, будь он жив.
В голосе ее не было слышно ни тоски, ни печали. Тогда он посмотрел на нее.
— Давно он умер?
— Пять лет назад.
Мгновение затянулось: они долго молча глядели друг на друга. Она тихо вздохнула. Он почувствовал, как у него запылало лицо.
— Мне жаль, — хрипло сказал он.
Она продолжала смотреть ему в глаза.
Он сглотнул комок в горле и отвел взгляд.
— Пойдем к остальным.
* * *Путешествие до Афин прошло без особых затруднений, хотя я, не будучи опытным мореплавателем, провел большую часть его, перевесившись головой через борт.
Прискилла и Акила нам сразу понравились. Они обратились к Христу всего через несколько часов после знакомства с Павлом в синагоге. «Павел очень убедителен». Они стали хорошими друзьями своему наставнику.
Лука возвратился к написанию своей истории и заботе о тех, кто нуждался во врачебном уходе, в особенности, о Павле, которого мучили старые раны. Избиения сказались на его здоровье, и у него ухудшилось зрение. Он больше не мог писать, только крупными буквами. «Теперь я больше, чем когда–либо нуждаюсь в книжнике», — поведал он мне. Я рад был послужить ему в этом качестве.
Мы с Тимофеем вскорости нашли работу в Коринфе. Она давала нам достаточно средств к существованию, чтобы обеспечить и самих себя, и Павла. Это оказалось большим благословением, потому что Павел опять мог полностью посвятить себя проповеди. Мы помогали ему, наставляя обратившихся ко Христу.
Из Фессалоники стали приходить письма с нападками на Павла и проповеданное им слово. Порядочность его ставилась под вопрос. Нескольким драгоценным братьям пришлось заплатить за веру в Христа собственной жизнью, и их родные и близкие теперь сомневались в учении Павла. Они не ожидали смерти верующих до явления Господня. Были люди, воспользовавшиеся их замешательством. Они объявили Павла лжецом, который проповедует только ради собственной выгоды.
Мне никогда не доводилось видеть, чтобы Павла так глубоко задели обвинения. Как он был опечален! Я негодовал не меньше него. Кому приходилось учить с большим риском для собственной жизни, нежели Павлу? Никому!
По щекам его текли слезы.
— Вот как действует сатана!
Мне казалось, что все пропало. Все наши труды! Все молитвы! Обращенные позабыли всякое здравое учение и внимали лжи!
— Мы должны вернуться туда и противостать этим лжеучителям, пока те не отвратили наших братьев и сестер от Христа!
Я ощущал себя обломком кораблекрушения, швыряемым туда–сюда волнами прибоя. Пойдет Павел — и я пойду. Захочет остаться — останусь. Я пустился в это путешествие, чтобы быть рядом с ним, невзирая на риск. Сам по себе я, возможно, отплыл бы в Кесарию первым же кораблем!
Мы добрались до Афин и вынуждены были задержаться. Павла снова свалил недуг. Я ухаживал за ним, как мог, но необходим был врач.
— Я пошлю за Лукой.
— Нет! — Павел лежал бледный, но, как всегда, в решениях был непреклонен. — Через несколько дней я встану на ноги. Лука нужен там. Бог исцелит меня, если Ему угодно. А если нет, значит, это бремя, которое мне суждено нести.
Как только Павел в достаточной мере оправился от болезни, мы снова тронулись в путь, но неподалеку от порта подверглись нападению грабителей, которые отобрали у нас все деньги, припасенные на дорогу. Нас выручила Дамарь, однако случалось то одно, то другое, что по–прежнему не давало нам отправиться на север.
— Возможно, это Господь не пускает нас туда, Павел, — заметил я.
Павел, который так и не выздоровел до конца, становился все более нетерпелив.
— Это сатана нам препятствует! Ждать больше нельзя! Кто–то должен идти в Фессалонику и рассказать им правду, пока ложь не убила в них веру.
